— Постарайся не мочить повязку.

Вот и все, можно уйти. Неожиданно пальцы мужа задевают мою руку. Он скользит подушечками пальцев по моей ладони и продолжает смотреть мне в лицо.

От таких его взглядов на сердце становится непросто, тяжело. Тяжело при всех открывшихся обстоятельствах, но все-таки дыхание немного сбивается.

Я вышла замуж по любви и была уверена, что Глеб тоже любит меня.

Может быть, за годы брака от этой любви уже ничего не осталось?

Или вовсе не было этих чувств с его стороны? Только с моей — глубокие, сильные чувства.

Выйдя замуж за него, я ни о чем не жалела. И когда пришлось оставить работу, исключительно по его требованию, тоже думала, что это пойдет на пользу нашей семье, укрепит любовь…

Теперь я уже ни в чем не уверена. Особенно, уязвимо неуверена в себе. В эти дни я больше на моль похожа, моль в сером платье и с траурным платком на голове. Затюканная, уставшая, бледная… Нет, я ухаживаю за собой, могу одеться красиво, но в эти дни просто не до этого. Если бы Глеб помог с похоронами, но он провалился в горе и не видит, как я вымоталась за эти три дня!

В то время как любовница Глеба выглядит замечательно — свежая, вкусно пахнущая, отдохнувшая, с макияжем. С той стервозинкой, от которой мужчины сходят с ума.

Интересно, почему я однажды решила, что хорошая девочка может искренне понравиться плохому парню? Ему больше подойдет роковая красотка, та Мария. Знает, что хочет, действует, невзирая на обстоятельства. Ей не стыдно ломать семью даже в момент трагедии, ведь она-то живая!

— У тебя лицо… — хрипло выдыхает Глеб.

От него несет перегаром.

Взгляд мужа касается моей щеки. Она все-таки припухла, несмотря на лед, который я усердно прикладывала. И там красуется синяк, которому нипочем оказались разные мази и ухищрения. Он все равно выскочил…

— Это… я? — спрашивает мучительно медленно муж.

Он растягивает слова, глаза становятся темными, с болезненным выражением, словно его сжирает запоздалый стыд за все, что он сказал и сделал.

— Оль…

Муж садится, не отрывая руки. Мой взгляд проезжает по его крепкой шее с острым кадыком, ворот рубахи сильно смят и затерт, тоже в крови. Мощные плечи, большие ладони с сильными пальцами, которыми он невероятно умеет ласкать. Тот еще виртуоз и наглец, любивший запустить свои пальцы мне под трусики, когда я была у них в гостях и все еще вроде было чинно, без разговоров о свадьбе.

Помню, как он меня зажимал в углу, тайком, со словами: «У тебя две минуты, пока папа вышел встречать гостей, успеешь?» И я сходила с ума от его ласк, потом горела от стыда, казалось, все замечают, какое сладкое удовольствие я пережила совсем недавно.

Эти мысли и образы быстро-быстро мелькают в моей голове. Я чувствую сожаление и одновременный прилив. Наверное, неуместный, учитывая обстоятельства. Но внизу живота все пульсирует и тянет, молит о близости.

Зрачки Глеба расширяются, он движется ближе. Муж всегда читал меня, как открытую книгу, улавливал моменты, когда я его хотела.

Кажется, и сейчас, пока почти все в доме еще спят…

Голова чуть-чуть кружится. Я облизываю губы, все кажется острым, неправильным и от этого еще более возбуждающим.

Ладонь мужа ложится на колено и крадется под мой халат, наброшенный на плечи с утра. Его дыхание становится шумным, сиплым.

— Оль… Олька моя… Приподними попку, — просит, чтобы ему было удобнее снять с меня трусы. — Или давай так, просто в сторону, а?

Я почти готова закрыть глаза, зная, что потом буду себя проклинать за то, что отдалась этому подлецу.

В момент, когда ресницы опускаются, вижу телефон Глеба.

Экран вспыхивает сообщением и увиденное горит, отпечатываясь каждой долбаной буквой в моем сознании.

Маша: «Доброе утро. Глеб, я думала о тебе всю ночь…»

Глава 6

Она

Эти слова, от которых горит нутро. Многоточия, как издевательство. Как много за этими знаками кроется.

Не могу! Нет, не могу!

Резко отбив руку Глеба в сторону, встаю, поправляя трусы, которые этот говнюк успел сбить немного в сторону.

— За сексом к своей шалаве сходи, Глеб. Она тебе уже наяривает на телефон.

Он моргает и с какой-то яростью смотрит на телефон, потом на меня. Словно хочет сказать что-то, но я уже убегаю. Убегаю и ложусь в спальню, к детям, обнимаю Ванечку.

Чуть позже слышу шаги Глеба, он точно знает, где меня искать, и смотрит. Смотрит, как я изображаю сон рядом с нашим сынишкой.

Уверена, муж знает, что я притворяюсь.

Знает, но лезть не посмел, не стал тревожить сон детей.

Он просто продолжает стоять и смотреть, сукин сын.

Изнутри меня рвет на части, хочется кричать, чтобы ушел, чтобы валил поскорее к своей красотке и удовлетворил ее хорошенько, чтобы не возвращался!

Закрываю глаза, чувствуя, как слезы бегут по лицу. Невыносимо больно от всего этого, больше нет сил держаться. С трудом сдерживаю глухие рыдания. Меня сдерживает только то, что Глеб стоит и смотрит.

Не хочу, чтобы он видел мои слезы. Он их просто недостоин.

Ни одной слезинки не увидит. Не добьется.

Только не перед ним.

Уходи же…

Наконец, Глеб закрывает дверь, с глубоким тяжелым вздохом.

Еще и вздыхает он, козел такой! Взды-ха-ет!

Обнимаю сынишку, вдыхаю его запах, но сильно не трогаю, разбудить боюсь. Надеюсь, что от родного запаха любимого сына мои чувства улягутся, но… нет. Ничего не происходит! Только сильнее к горлу подкатывает.

Изо всех сил вжимаюсь в подушку лицом, гашу в ней судорожные икания. До икоты пронизывает, до самого сердца отравленной спицей.

Во что превратилась наша жизнь, Глеб? Почему? Все было хорошо… Или мне просто казалось, что все хорошо?

Я закрутилась, увязла в быту и не заметила, как из наших отношений пропало что-то важное.

Тепла не стало, близости зажигающей. Все как-то сухо и торопливо…

В этом все дело?

В последнее время у меня как-то резко дел навалилось. Наш тренер по плаванию перешел работать в другое учреждение, а Ванька только с ним общий язык нашел, приходится мотаться дальше, чем обычно. Едва успеваю потом дочку на секции отвезти.

Всюду бегом, с языком на плече. Потом надо успеть навести порядок, приготовить ужин и дочка бежит с уроками… Помоги, проверь, подскажи…

И вот так целый день, как белка в колесе!

Можно ли здесь что-то исправить? Нет? Или я просто не туда смотрю, у меня взгляд замылился.

Выходные, как правило, наполнены семейными выездами, или гостями. Свекр любил собирать гостей у себя дома, а на хозяйстве снова я. Небольшая передышка случалась на выходные, тогда я могла оставить детей на маму, сходить на маникюр, немного развлечься с подругами. Но чаще всего отсыпалась…

Еще и подвязалась делать уколы и ставить системы. Но это соседка, до нее рукой подать. Глеб вечно высмеивал мое желание подзаработать немного.

— На хрена нам эти копейки? — фыркал.

Теперь понимаю, хорошо, что не послушала. Время от времени бралась за такие небольшие подработки…

Надо дать знать знакомым девочкам, с которыми поддерживаю отношения, что я не против взять нагрузку больше.

***

— Мам, я есть хочу. Ма-а-ам… — трясет меня кто-то за плечо.

По голосу слышу — дочь, но глаз разлепить не могу. Хочу подняться, но голова тяжелая безумно.

— Том, не буди маму, она сильно устала. Айда, я тебя покормлю! — тихо шепчет второй голос.

— Бабушка! — взвизгивает дочка совсем громко. — Бабушка!

Мне хочется так же вскочить и побежать в распахнутые объятия, с криком «Мама!»

Сажусь на кровати, мама подходит и обнимает, гладит ладонью по волосам.

— Еще с дороги не переоделась, — целует в волосы. — Ложись, отдыхай. Поспи еще…

— А как ты…

— Нормально, справлюсь. Лариска меня уже в курс дела ввела, так сказать. Глеб… — вздыхает.

Пальцы мамы невесомо обводят припухлость на моей щеке.