— Заключение от гинеколога. Я беременна. Беременных увольнять нельзя! Только попробуй, Глеб… Только… попробуй, — предлагает. — Я такой шум подниму, такие видео солью… Ты не рад будешь! О, ты сам рад не будешь.

— Думаешь, что схватила меня за яйца?

Черт, сам виноват. Надо было сразу послать ее к черту. Не хотел репутацию портить. Тем более, в такое время!

И вот результат налицо: самка охамела до крайности, решила, что ей все позволено.

— Пока остаешься. Но не думай, что я просто так на пузо поведусь. Учти, проверю.

От разговора отвлекает входящий вызов. Теща…

— Позже наберу тебя, а теперь иди и работай, ради всего святого, а не просто слоняйся без дела по моему офису.

Позднее я потащу ее в больницу и лично все проверю.

Пока отвлекаюсь на разговор с тещей.

Маша вышла. Наконец-то!

— Алло.

— Добрый день, Глеб, — голос мамы Оли звучит взволнованно, хоть и суховато.

По одному приветствию становится ясно, что Оля маме рассказала… Еще бы!

Тру глаза, переносицу, легче не становится. Все наваливается…

Об Оле лишний раз стараюсь не думать: злость накатывает!

— Здравствуйте, Наталья Вячеславовна, — отвечаю нейтрально. — Как дети?

На этих словах голос немного выдает мои эмоции. По детям соскучился люто, а еще грудную клетку раздирает чувством вины перед дочкой. Кажется, я ее напугал. Напугал… Не хотел. Меня как будто выбило из себя. И Олю я тоже напугал. Они так похожи — Олька и Тома… Думаю о дочери, а у нее глаза жены. Думаю об одной дочери, но через ее взгляд на меня с укором смотрят обе — и дочка, и ее мать — моя жена. Моя…

— Неплохо. Оттаяли. Дети вообще быстро отходчивые, рады быть в гостях, конечно. В гостях хорошо, но дома лучше. Всегда так говорят. А как у вас с этим?

Ее голос на последних словах немного дрожит. Чувствую, что высказаться она хочет, но придерживает слова.

— Оле нужно отдохнуть. Если вы не против, конечно, — добавляю сухо.

— Я-то не против. Это моя дочь, Глеб. Единственная!

Снова в ее голосе слышится укор невысказанный: я тебе свою кровиночку доверила, а ты…

А я…

Перед глазами — тот самый взгляд жены. Душу рвет на лоскуты обвинениями.

— Глеб, у тебя сейчас очень тяжелое время. Я своих родителей схоронила и знаю, каково это…

Э нет, Наталья Вячеславовна, при всем моем уважении, ни хрена вы не знаете! Даже близко не подобрались…

— Тебе тяжело, Глеб, но это не повод обижать Олю. А ты ее очень… очень сильно обидел. Я так была рада вашей семье и не понимаю, что случилось? Ты можешь ответить?

— Разберемся, Наталья Вячеславовна.

— Я не знаю, как ты собираешься разбираться, Глеб, и когда ты собираешься это делать. Но Оля… Оля поехала собирать вещи. Вот так.

— Оля поехала… — повторяю. — Что?! ЧТО?!

Н емогу в это поверить!

Вещи она забрать решила… Я думал, поживет у мамы день-два, перебесится, успокоится…

— Извините, мне надо идти! До свидания, — прощаюсь быстро и отключаюсь, не дослушав, что она еще мне советует.

Кажется, не пороть горячку или что-то в таком духе.

Решительно покидаю офис с мыслью: никуда она не поедет!

Никакие вещи не соберет…

Детей моих забрать решила?!

Не позволю…

***

Она

Я иду в комнату Тамары и вдруг понимаю, что в квартире я больше не одна…

Коридор, который ведет в детские спальни, изогнутый буквой Г, потому из этого участка мне не видно всего, но слышно. Уже у самой спальни, когда на ручку двери ложатся мои пальцы, я слышу эти звуки.

Шаги.

Уверенные мужские шаги, которые разносятся по моей квартире. Я не слышала, как щелкнул замок. Может быть, дверь открывали, но я точно не слышала, просто ушла в себя, свои мысли и переживания.

Я не одна.

Кто это? Глеб? Я думала, он на работе!

Приглушенный шепот. Цокающие шаги.

По коже бежит мороз: он не один. С женщиной!

Сердце рухнуло вниз, в самые пятки.

Это и мой дом — тоже. Если Глеб пришел с другой, если привел ее нагло в наш дом, я имею право указать ему на место.

Не нужно ничего бояться. Но у меня такой холод по спине… Просто лютый мороз.

Я могу зайти в детскую и спрятаться там, но что дальше?

Нет, не буду я прятаться, не стану.

Заставляю себя отпустить ручку двери, пальцы стали скользкими от пота…

Делаю шаг в сторону общего коридора, успеваю выхватить женский силуэт.

Вскрик. Ко мне метнулась размытая тень мужчины.

Моему шоку нет предела. Теперь я поняла…

Но через миг меня толкнули.

Яркая боль заливает все чернотой.

Глава 13

Он

Вставляю ключ в дверной замок, но через миг понимаю, что в этом нет необходимости.

Дверь приоткрыта.

Я сразу же наполняюсь тревогой: дверь открыта, почему?

Жена за вещами приехала и не закрыла, что ли?!

В облаках витает, что ли?

Но тревога не на пустом месте же возникла, верно?! Рванув дверь, захожу внутрь.

В отдалении раздается знакомый женский голос, он не принадлежит жене.

— Да, поскорее, пожалуйста. Она без сознания…

Шаги ускоряются, я перехожу на бег и поскальзываюсь на чем-то влажном.

Словно в кошмарном сне я вижу, как моя жена лежит на полу, и ее темные волосы слиплись от крови.

— Ааа! — вскрикивает девушка, которая стоит на коленях возле… возле Оли. — Глеб!

— Ты?!

Удивленно смотрю на подругу жены.

— Ты что здесь делаешь?

Она вытирает бледное лицо дрожащими пальцами.

— Подругу пришла проведать. Навестить хотела, дверь открыта… Боже, Глеб.

— Оль. Олька. Оленька…

Почему у нее лицо такое бледное? Обескровленное! И руки такие безвольные, как плети.

— Оль, очнись, Оленька, скажи хоть что-нибудь. Скажи!

Поневоле голос срывается. Я трогаю ее, умоляю очнуться, ничего не помогает. В какой-то миг мне даже начинает казаться, что и ее дыхания не чувствую.

— Она не дышит!

— Не дышит? — ахает Таня.

Вид такой, будто сейчас отъедет в сторону.

— Что ты видела? Что произошло?

— Она уже так лежала, я всего минуту или две как пришла, Глеб… — рыдает. — Мне плохо! Глеб… Сделай что-нибудь. Может, перенести ее?

Я тянусь к жене, но потом с трудом заставляю себя замереть на месте.

— Нельзя. Оль… Оленька. Очнись, открой же глаза. Открой…

Огромный груз вины наваливается на меня. Чувствую себя полным ничтожеством: если бы не я, если бы не наша ссора, она бы не приехала сюда собирать вещи. Какой-то ублюдок проник в квартиру!

Конечно, в такие моменты новости быстро разносятся. Те же соседи судачат, а слухи забираются далеко. Кто-то хотел поживиться. Днем… Пока все кругом на работе, в школе… Одни старушки по квартирам сидят в такое время и, как назло, ничего не видят и не слышат!

Я в каком-то трансе. Чувствую, что вот-вот умом тронусь. Мать, отец, теперь и жена… Только не она! Только не она…

Прижимаю прохладные пальцы к губам, чувствую, как меня трясет.

— Глеб, приехали. Отойди, Глеб! — трясет меня за плечо Таня.

Я отхожу с трудом, меня отпихивают, а потом еще и прикрикивают, чтобы не лез, куда не следует.

Я вижу, как медики вокруг моей жены суетятся и чувствую себя бессильным и абсолютно никчемным. Еще и Танька эта мельтешит, сажусь с трудом, под ботинками что-то хрустит.

В стороне валяется большой осколок. Поднимаю. Это… часть большой, тяжелой пепельница. Она в красном. В ее крови. Твою мать… Меня чуть не замутило!

Жену увезли. Все еще без сознания! Но живая…

Потом — менты. Допрашивать начали… Все перерыли, обратили внимание на сумки с вещами. Следак задает вопросы, один другого гаже, а взгляды… полные подозрения.

Не выдерживаю.

— Ты меня подозреваешь, что ли? — почти кричу. — Больной, что ли? Я отца на днях схоронил, думаешь, еще и жену хочу похоронить.

— Значит, вы были поражены смертью отца, ясно, — делает пометку. — В каких отношениях вы состояли с супругой?