Он не отзывается.

Зову погромче.

— Глеб!

Он отрывает взгляд, смотрит на меня с некоторым удивлением. Словно не ожидал, что я захочу с ним говорить.

— Вызови такси, тебе не стоит управлять автомобилем в таком состоянии.

— Все хорошо, Оль. Со мной ничего не будет. Я живучая… тварь.

***

Мама очень ждала моего возвращения. Судя по выражению ее лица, она готова засыпать меня вопросами. Но я пока не готова делиться с ней, она начнет охать-ахать, клясть Глеба, а меня уже мутит. Причем, довольно сильно.

Даже поесть не получается, тошнота не позволяет.

— Мам, я прилягу, наверное. Отдохну. Совсем плохо что-то, морозить начало.

— Только простудиться тебе еще не хватало! — тревожится мама.

Дети тянутся ко мне, я обнимаю их слабыми руками, жаль, что мне сейчас так плохо, иначе бы я с удовольствием провела с ними время. Детям нужны родители. Но отец, мягко говоря, не в состоянии, и я, как назло, тоже не в самой лучшей форме.

Сквозь сон слышу голоса. Мама разговаривает с кем-то, просыпаюсь, прислушиваюсь. Потихоньку крадусь из маминой спальни. Судя по звукам, Ваня плещется в ванной и заливает водой визжащую от хохота Тамару. Иногда нам всем нужно забыться, вот и Тамара не всегда вредничает. Сейчас она охотно играет с братишкой, который намного младше.

Замираю за углом, прислушиваясь.

— Глеб, я тебе не союзник, — отвечает мама. — Жизнь и здоровье дочери для меня важнее. Не стану я уговаривать ее идти с тобой на перемирие. И не приходи пока. Дети тебя боятся и не забывают обиды так просто и легко, как думают многие взрослые. Игрушками их уже не купишь.

Глеб все-таки оставляет вещи, игрушки и только потом уходит. Я больше не прячусь за углом, в этом больше нет никакого смысла. Мама замечает меня, качает головой. Она решила, что дети меня разбудили своим шумом. Но я будто даже сквозь сон почувствовала присутствие мужа, поэтому встрепенулась.

Мама задает безмолвный вопрос: что дальше.

— Я хочу развестись, — говорю ей. — Надеюсь, теперь ты не будешь говорить, словно я спешу.

— Мне жаль, — всхлипывает. — Мне так жаль, Оля.

***

Спустя две недели

— Кажется, все сделали. И в следующий раз, Том, вспоминай о поделках чуть-чуть пораньше, договорились?

Мы только закончили делать с дочерью уроки. Тома много ругалась на Ванечку, который всеми правдами и неправдами хотел забрать фломастеры Тамары. И никакие уговоры, что у него фломастеры точь-в-точь не действовали. Пришлось отдать сыну фломастеры Тамары, а ей передать почти новенькую упаковку. Ваня даже не рисовал этими фломастерами…

— Хорошо, мам.

Дочка мнется, а потом спрашивает:

— Мама, а мы когда домой поедем? Мы же поедем домой!

Она смотрит на меня с надеждой. Очень жаль, что мне придется разбить ей сердце.

— Мы будем жить здесь, у бабушки, Тома.

— Всегда? — ахает разочарованно. — А как же папа?

В глазах блестят слезы.

— Тома, мне очень жаль. Но мы с твоим папой больше не будем жить вместе.

Я набралась духу, чтобы сказать ей.

Кто-то же должен…

С Глебом почти не видимся. Когда он приезжает к детям, я стараюсь не проводить с ним много времени, ограничиваюсь приветствием и прощанием. Он звонит, неприлично часто звонит.

Я уже и не помню, когда он звонил мне так часто.

Пожалуй, никогда. Он был не из тех парней, которые могут болтать часами. Всегда доказывал свои чувства делами, не словами.

Соль в том, что последними поступками Глеб разрушил наш брак до основания, и я больше не хочу пытаться собрать его из осколков и склеить. Просто нечего клеить.

Тем нелепее видеть много звонков от Глеба. Когда и поговорить не о чем. Мне просто тяжело выносить его общество, а пустяковые разговоры обо всем и ни о чем никогда меня не привлекали…

— Вы разведетесь? — совсем безнадежно уточняет дочь. — У Ксюши родители разводятся, кричат каждый день.

— Мы не будем кричать.

— Но разведетесь, — вздыхает и начинает без настроения собирать рюкзак в школу.

На телефон приходит сообщение от Ивана: «Я приеду через пять минут»

Мы общаемся… Насколько тяжело мне дается общение с Глебом, настолько же легко складывается общение с Иваном.

Узнав, что я ищу подработку, нашел клиента. Его дяде прописали системы и уколы. Вот, хожу, делаю. Вернее, езжу. Иван отвозит меня каждый вечер. Еще два дня — и все.

По пути много разговариваем обо всем.

В моей настоящей жизни такие беседы - отдушина. Наверное, я соскучилась по этому — быть интересной и новой для кого-то… Говорить и понимать, что каждое твое слово ловит другой человек.

Тамара собрала рюкзак и швыряет его на стул со словами:

— Почему ты не хочешь мириться с папой? Он зовет нас домой, постоянно зовет, но это ты не хочешь! — говорит со слезами и убегает, в ванную, прокричав издалека. — Новый папа мне не нужен! И я больше не хочу жить здесь! Отвези меня к папе!

Глава 21

Ольга

«Извини, немного задержусь» — отправляю Ивану.

Он обещает подождать меня, а я пытаюсь поговорить с дочерью. Хочу смягчить острый разговор, но она меня словно не слышит. Сильно скучает по отцу, по нашему дому, по дворовым друзьям. Для нее папа и дом, и все, что нас окружало, связано неразрывно! И наши вылазки воскресные всей семьей…

Разговор сложный и, как мне кажется, безрезультатный. Тамара со мной разговаривать не хочет, уходит на кухню, даже предлагает бабушке помочь с посудой, вытирает ее полотенцем, чего, знаю, терпеть не может!

— Мам, я поеду системы ставить.

Мои сердечные переживания не отменяют взятых на себя обязательств. Поэтому я собираюсь и выхожу.

Иван ждет, курит возле машины, о чем-то смеется с соседом, который припарковал свою машину рядом.

В голове вспыхивают слова дочери: «Новый папа мне не нужен!»

Чувствую, как жар приливает к щекам.

Не рассматриваю я Ивана в качестве нового мужчины, тем более, нового папы. Но вынуждена признать, что понимаю, в каком качестве я его интересую. Когда первые потрясения улеглись, стало ясно, что я интересна Ивану, как женщина, и он был бы не прочь сделать следующий шаг. Поэтому и с адвокатом подсуетился…

— Привет, Оль.

Все внимание Ивана переключается только на меня. Садимся в машину, я пристегиваюсь. Иван тянется на заднее сиденье и передает мне букет тюльпанов. Белые, розовые, темно-фиолетовые, красные… Целая охапка весенних цветов!

— Спасибо! Мне очень… Очень приятно.

И я так люблю тюльпаны. Они нежные и красивые, мимолетные… Вот-вот расплачусь от нахлынувших чувств.

Иван смотрит на меня внимательно, глаза горят. Он делает движение вперед и прижимается к моим губам, обхватив ладонью за шею. Поцелуй недолгий, поверхностный, но… уверенный.

— Вань… Это лишнее.

— Почему? Ты мне нравишься очень.

— Я еще замужем, у меня двое детей от Глеба. И… про третьего ты тоже в курсе… Я не настолько наивна, чтобы поверить, будто три ребенка от другого мужчины для тебя стимул для серьезных отношений, а не просто интрижка… Это не для меня, Вань.

— Просто позволь себе радоваться моменту, — говорит он.

По глазам вижу, хочет. И поцелуев, и всего, что может последовать за ними, а я… Нет, мне приятно безумно! И даже женское самолюбие тешит мыслью, что при всей сложной ситуации, о которой Иван, разумеется, в курсе, его ко мне тянет. Приятно чувствовать и видеть, как он мной любуется. Его внимание для меня сейчас, как глоток свежего воздуха. Я эгоистично подпитываюсь этим, чтобы иметь силы двигаться дальше, но понимаю, что ничем не смогу ему ответить… Он надеется, и с моей стороны было бы честно сразу сказать, что ничего не получится.

— Ничего не выйдет. Вань…

— Попытка не пытка. Поехали, — заводит машину.

Все-таки мне приятно, и тюльпаны… Они греют мне душу.

***

Возвращаемся довольно поздно. По пути обратно Иван предложил заехать в кафе, выпить по чашечке кофе. От кофе я отказалась, из-за беременности, но в заведении много разных фруктовых чаев на выбор. Заказала чай из смородины с мятой, мне очень понравился.